Мне очень нравится цитата Стива Джобса: «Why join the navy if you can be a pirate?» — в какой-то момент я поняла, что я нахожусь во флоте, а мне нужно быть пиратом. Именно поэтому я ушла из крупного агентства, в котором работала с 21 года, потом год-полтора работала на фрилансе как пиарщик. Когда мне было 23, я создала свою компанию «Irony Production», которая до сих пор функционирует. Бизнес стал быстро очень развиваться, и за первые пару лет я стала зарабатывать «слишком много». Но когда у тебя есть подавляемое желание создавать искусство, а ты при этом только потребляешь, это жестко сказывается на твоей психике. В какой-то момент я поняла, что покупаю новые вещи, а потом смотрю на них и чувствую отвращение, потому что я потребляю, а не создаю.

С тех пор, как у меня появилась возможность в любой момент пойти в кино или включить его на ноутбуке, я стала смотреть по несколько фильмов в день. А еще я постоянно вспоминала фразу: «Нужно сделать своей профессией то, чем ты занимаешься бесплатно все свое свободное время». Я понимала, что все свободное время провожу за просмотром фильмов, но становиться кинокритиком или актрисой не хотела, а режиссура тогда почему-то даже не приходила в голову. И вот однажды со мной случился разговор, который фактически изменил мою жизнь. У меня были подруга и бойфренд, которые бредили кино. В какой-то момент мы сидели все вместе, они обсуждали свои сценарии и идеи, и я вдруг резко поняла, что передо мной люди, которые правда собирались делать кино, а я вообще никак не двигаюсь в этом направлении. Я почувствовала какую-то несвойственную мне зависть и просто сбежала с этой встречи, приведя их обоих в недоумение. Часа 2 ходила по Москве под дождем и решила, что мне нужен свой фильм.

На свою первую работу я потратила деньги, которые внесла как аванс на Порше. Вместо того, чтобы уйти дальше в потребление, я сняла фильм «Магнетизм». Во время съемок я поняла, что еще никогда не была так счастлива: у меня мурашки бежали по телу, когда я видела на экране то, что представляла у себя в голове, и то, как люди, которых я буквально боготворю, говорят написанные мною реплики. Тогда я поняла, что это то, чем я должна заниматься, и если призвание правда существует, то это оно.

В феврале 2017 года я начала писать следующий сценарий, летом пришла с ним к Веронике Чибис, с которой мы познакомились на постпродакшне первого фильма, предложила ей заниматься «Аутло» вместе. Вероника прочитала сценарий и решила приехать на встречу, чтобы отказаться, так как неправильно считала мою мотивацию и меня как человека. На самой же встрече она согласилась, потому что поняла, что я не буду вести себя как самонадеянный мудак, который заработал деньги и теперь решил поиграть в искусство. Она увидела, что для меня это серьезно, это настоящее и самое важное в моей жизни.

Только сейчас, когда уже состоялась премьера и скоро состоится прокат, я понимаю, что мне удалось по-настоящему перейти из пиара в режиссуру, потому что теперь я могу считаться профессионалом и зарабатывать этим. До этого я была никому неизвестной девочкой, в которую никто не верит кроме отдельных людей, которые со мной пообщались. Тогда у меня не было работ, которые я могла бы показать и за которые мне было бы не стыдно.

Мне кажется, режиссеров так мало, потому что это требует очень много денег и усилий — это самая комплексная и сложная вещь, которую я делала в своей жизни, а я работала над многими большими проектами, но ничто не требует от тебя так много уверенности и твоих творческих сил, как кино. Наверное, если бы я не заработала все деньги на фильм, если бы я сама не писала сценарий, это не было бы так сложно — все-таки большинство режиссеров приходят на проект как нанятые профессионалы, поэтому их вовлеченность может быть в разы меньше. У меня в этом плане абсолютно авторский проект, так как я выступаю как сценарист, режиссер и генеральный продюсер, поэтому в теории, если кто-то был бы со мной не согласен, я могла сказать: «Нет, мы делаем вот так» — понятно, что я не диктатор, поэтому я все обсуждаю с командой. Я ведь нанимаю людей, которым я верю, профессионализм которых для меня важен. Но в конечном итоге все важные решения проходили через меня, поэтому неуспех этого фильма на мне, а успех — на всей команде.

Честно говоря, для меня успех «Аутло» как проекта — это то, что он выходит в кинотеатрах, поэтому для меня так важен прокат, хотя многие площадки очень боятся темы и отказываются показывать фильм. При этом, даже если «Аутло» будет на пяти экранах и люди реально смогут пойти на него в кинотеатр, для меня это будет успехом. Также для меня успех — это смотреть на финальный результат и понимать, что мне не стыдно.

Я всегда учусь, и мой следующий результат всегда лучше предыдущего. Зная это за собой, я думаю, что то, на что я правда способна, можно будет понять только по третьему или четвертому фильму. Моя задача сейчас — продолжать снимать и найти деньги на следующий проект. Сейчас я все свои деньги потратила, поэтому мне будет чуть сложнее — я продолжаю заниматься пиаром, но все-таки уделяю этому гораздо меньше времени. Бизнесу, как и любому делу, нужно отдаваться полностью, а я сейчас хочу отдаваться только режиссуре.

«У меня прошел этап самоутверждения через деньги: теперь мне важно не то, насколько комфортны условия моей жизни, а создаю ли я что-то, что останется после меня»

В 2019 у нас была международная премьера в Таллине, а основной прокат выпал уже на этот год. Еще была американская премьера в Санта-Барбаре, где я впервые увидела вживую Брэда Питта и Дэвида Финчера. Я не представляла себе, насколько это масштабный фестиваль, когда ехала туда. Отборщики, с которыми я общалась, говорили мне о том, как им понравился фильм и как они решили поставить его в программу сразу же после просмотра. Это, конечно, было удивительно.

А потом «Дух огня» предложил сделать российскую премьеру у них. В этом году было просто потрясающее жюри — там собрались люди, которые как будто смотрят со мной в одну сторону. Мы получили сразу 3 приза, хотя я думала, что такие фильмы на фестивалях вообще не награждают. Для меня это стало неким знаком принятия нас киноиндустрией, потому что многие люди отказывались с нами работать, боялись, что к ним кто-то придет и что-то отберет. А тут были люди, которые ничего не боятся и которые награждают то, что им реально понравилось. Мы хотели выйти в прокат сразу после фестиваля, но к тому моменту еще не нашли прокатчика — у нас было 24 отказа от кинокомпаний за все это время. В итоге мы попали к HHG, и это их первый российский фильм, который они будут прокатывать.

Вообще за все это время я успела услышать огромное количество отзывов на фильм, причем очень разных, ведь у всех людей очень личное восприятие, у всех есть какие-то свои триггеры, своя потребность увидеть что-то, и часто бывает так, что люди смотрят на меня как сквозь кривое зеркало — они видят в моей мотивации то, чего там в жизни не было, видят меня таким искаженным образом, что это вообще не имеет отношения ко мне настоящей. Поэтому мне кажется, что глупо обижаться, когда кто-то говорит, что ему не понравился фильм. Я там вижу какие-то свои недостатки, над которыми я должна поработать в следующий раз. Какие-то вещи не получились, потому что у нас было всего 14 съемочных смен, и это невероятно мало для полного метра, особенно если учесть, сколько у нас локаций, актеров, общей подготовки. Фильм в целом выглядит дороже, чем он снят, и это огромная заслуга Вероники Чибис, нашего креативного продюсера, которая стала моим partner in crime.

Честно говоря, я не представляла себе никакой ЦА, так как мне кажется, что это совершенно разные люди, и я видела это по тому, какая собиралась съемочная команда — это люди из разных городов, с разным образованием, разного возраста, но они каким-то образом понимают, что это и зачем это, у них это кино отзывается.

В последнее время часто возникает комментарий со стороны критиков из поколения Z, которые считают, что зумеры так [как в фильме] не живут и что я должна была каким-то образом репрезентировать именно этого критика и его друзей. Я не понимаю этой претензии, ведь общество абсолютно неоднородно: я общалась с людьми, в том числе с нашими актерами, которые говорили, что у них было так же и еще хлеще, еще серьезнее и свободнее, больше наркотиков, секса и тусовок, больше денег и драк. Есть люди, которые правда живут так, и если я выбираю их, это значит, что мне хочется увидеть их на экране, это подходит для моей истории. Я не пытаюсь показать портрет поколения. Также есть представители ЛГБТ-сообщества, которые являются кинокритиками и пишут в своих рецензиях, что не узнают себя, но при этом есть большое количество молодых людей, которые пишут мне или подходят после показов и говорят о том, что они себя узнали, что они чувствовали ровно то же самое. Именно поэтому мне хочется, чтобы люди посмотрели фильм и сделали собственные выводы, а не ставили на нем крест из-за категоричной рецензии конкретного человека.

Мой фильм во многом сюрреалистичный: он где-то цепляется за реальность, а потом сразу же улетает от нее и уходит в фантазии, в какую-то поэтизацию реальности, и во многом это то, как я реально вижу мир — я иду по улице, и внезапно какое-то очертание здания напоминает мне фигуру в картине, которую я видела недавно, или я вспоминаю сцену из фильма, и все вокруг меня внезапно становится художественным произведением.

Возможно, кому-то покажется, что в «Аутло» много цитат ради цитат, но я правда все время погружена в художественный контекст, так как обожаю все виды искусства. В моей голове столько образов, что при написании сценария пришлось жестко себя ограничивать, чтобы в фильме осталось только то, что его правда дополняет. При этом у меня нет задачи, чтобы каждый человек понял каждую отсылку — они в любом случае работают на фильм и являются частью повествования, даже если ты не знаешь, откуда эта цитата. Разные люди видят разное во мне, но на самом деле я очень низко ставлю себя по отношению к искусству, смотрю на него как на божество, и мое отношение к нему максимально трепетное, чистое, жертвенное в каком-то смысле. Моя жизнь сейчас подчинена стремлению создать в перспективе максимально сильное произведение искусства. Возможно однажды я буду способна на это, но я не могу знать наверняка. Все, что я могу — это пытаться.